Почему гендерное равенство застопорилось

На этой неделе исполняется 50 лет со дня публикации книги «Загадка женственности» лучшего международного продавца Бетти Фриден, которой приписывают розжиг женского движения 1960‑х годов. Читатели, которые возвращаются к этой феминистской классике, сегодня часто озадачены отсутствием конкретных политических предложений для изменения статуса женщин. Но «Загадка женственности» имела влияние на людей потому что сосредоточила свое внимание на трансформации личного сознания женщин.

В 1963 году большинство американцев еще не верили, что гендерное равенство возможно или даже желательно. Здравый смысл постановил, что женщина не может продолжить карьеру и при этом быть хорошей женой или успешной матерью. Психиатры объявили, что нормальные женщины отказываются от всех стремлений вне дома, чтобы восполнить свою женскую потребность в зависимости. В 1962 году более двух третьих женщин, опрошенных исследователями университета Мичиган, согласились, что наиболее важные семейные решения «должны быть приняты главой семьи».

Именно в этом контексте говорилось, что Фриден намеревалась изменить положение женщин. Утверждая, что «личное есть политическое», феминистки призвали женщин оспаривать предположение на работе и дома, что женщины являются теми, кто делает кофе, смотрит за детьми, убирает после мужчин и подает еду.

В течение следующих 30 лет этот акцент на выравнивание гендерных ролей в семье, а также на работе произвел революционные преобразования в отношениях американцев. Это не было мгновенным. Еще в 1977 году две трети американцев полагали, что «намного лучше для всех, если мужчина добивается успехов вне дома, а женщина заботится о доме и семье». К 1994 году две трети американцев отклонил это понятие.

Но во второй половине 1990‑х годов и первые годы 2000‑х годов казалось, будто революция равенства застопорилась. В период с 1994 по 2004 год процент американцев, предпочитающих такую модель семьи при которой мужчины – кормильцы, а женщины – домохозяйки, фактически вырос до 40 % процентов с 34 %. В период с 1997 по 2007 года количество матерей, занятых полный рабочий день, но желающих работать неполный рабочий день увеличился до 60 % с 48 %. В 1997 году четверть неработающих матерей сказали, что занятость полный рабочий день была бы идеальной. К 2007 году только 16 % неработающих матерей хотели работать полный рабочий день.

Доля работающих женщин в Соединенных Штатах также выровнялся во второй половине 1990‑х годов, в отличие от его дальнейшего увеличения в большинстве других стран. Ликвидация гендерной сегрегации специальностей колледжа и профессий замедлились. И хотя матери-одиночки продолжали увеличивать свои часы оплачиваемого труда, был значительный скачок в процентах от замужних женщин, особенно замужних женщин с грудными детьми, которые покинули рынок рабочей силы. К 2004 году меньший процент замужних женщин с детьми до 3 лет были в составе рабочей силы, чем в 1993 году.

Некоторые люди начали спорить, что феминизм не собирался добиваться дальнейшего равного участия мужчин и женщин дома и на работе, а просто предоставлял женщинам право выбора между профессиональной карьерой и посвящением себя материнству. Новый акцент на увеличении роли материнства и воспитания помог обосновать выбор последнего.

Антифеминистки приветствовал этот сдвиг как знак того, что большинство американцев не хотели, чтобы гендерного равенства зашло слишком далеко. И феминистки, обеспокоенные тем, что они наблюдают возрождение традиционных гендерных ролей и убеждений, приступили к новому раунду повышения сознательности. Книги с названиями вроде «Загадка женственности» и «За работу» предупредил женщин о жестких штрафах, которые следует платить при прекращении трудовую деятельность, даже при относительно коротких сроках. Культурные критики поставили под сомнение «идеальное безумие» интенсивного материнства и родителя‑вертолета, который «зависает» над ребенком, чтобы следить за каждым его шагом.

В одном из исследований говорилось, что почти 30 % неработающих мам, которые хотели вернутся на рынок труда, были не в состоянии сделать это, а среди тех, кто вернулся, только 40 % устроились на полный рабочий день. В статье «Цена материнства» журналист Энн Критендент оценивает, что женщина с высшим образованием теряет приблизительно более 1  млн. долларов в течение жизни за счет заработной платы и пенсионных пособий при прекращении трудовую деятельность.

Другие феминистки обеспокоены тем, что приравнивание феминизма к отдельной женщины подорвали приверженность Движения к более широкой концепции гендерного равенства и справедливости. Джоан Уильямс, директор‑основатель Центра «WorkLifeLaw» в Гастингском колледже права в Университете Калифорнии, утверждал, что определение феминизма как предоставление матерям выбора остаться дома, предполагает, что их партнеры несут ответственность за их поддержку, и, таким образом отрицает альтернативу для отцов. Политический теоретик Лори Марсо отметил, что подчеркивая личный выбор, игнорируются миллионы женщин без партнера, которые не могут получить такую поддержку.

Все это важные моменты. Но они могут показаться довольно отвлеченными по отношению к мужчинам и женщинам, которые «застряли между молотом и наковальней», когда дело доходит до организации их работы и семейной жизни. На протяжении более двух десятилетий требования и часы работы увеличились. До сих пор прогресс в принятии ориентированных на семью рабочих практик и социальной политики продолжает развиваться в замедленном темпе.

Сегодня основные препятствия для дальнейшего прогресса на пути к гендерному равенству больше не лежат в личных отношениях и отношениях людей. Вместо этого, структурные препятствия мешают людям, действие на них эгалитарных ценностей. Гендерный революция не застопорилась. Он зашла в тупик.

В сегодняшнем политическом климате, следует помнить, что 80 лет назад, в 1933 году, Сенат подавляющим большинством проголосовали установить 30‑часовую рабочую неделю. Законопроект не прошел, но пять лет спустя Закон о справедливых трудовых стандартах от 1938 года дал американцам 40‑часовую рабочую неделю. К 1960 году, американские рабочие провели меньше времени на работе, чем их коллеги в Европе и Японии.

Между 1990 и 2000 годами, однако, среднегодовые часы работы для занятых американцев увеличились. К 2000 году Соединенные Штаты опередили Японию с помощью дополнительных нескольких часов оплачиваемой работы. Сегодня почти 40 % мужчин-профессионалов на рабочих мест работают 50 или более часов в неделю, как это делают почти четверть мужчин в профессиях со средним уровнем дохода. Лица с низким доходом на менее квалифицированных рабочих мест работают меньшее количество часов, но они чаще испытывают изменения в своем рабочем графике, перемещения в срочном порядке, их рабочее время является нестандартным. Многие работники с низким уровнем доходов вынуждены работать на двух работах, чтобы «сводить концы с концами». Когда мы смотрим на семьи, в которых работают оба супруга, рабочая нагрузка становится еще более сложной. В 2000 году среднее время работы семей, в которых работают оба супруга, составляло 82 часа в неделю, в то время как почти 15 % супружеских пар совместно работали 100 часов в неделю или более.

Удивительно, но, несмотря на увеличение объема работы семей, и даже при том, что 70 % американских детей живут в семьях, где трудоустроен каждый взрослый в доме, в последние 20 лет Соединенные Штаты не предпринимали каких-либо серьезных федеральных программ, чтобы помочь работникам обеспечивать их семьи и требования работы. Закон о семье и отпуске по состоянию здоровья от 1993 года гарантированно покрывает работникам до 12 недель неоплачиваемого отпуска после рождения ребенка, усыновления или в случае семейной болезни. Хотя лишь около половины всей рабочей силы имело на это право. Также кроме запоздалого требования нового Закона о доступном медицинском обслуживании, что кормящей матери будет предоставлено личное пространство на работе, чтобы откачать грудное молоко, его можно считать неподходящим.

Между тем, с 1990 года другие страны с сопоставимыми ресурсами внедрили комплексную программу «работа–семья». В результате, когда политика «работа–семья» в Соединенных Штатах сравниваются с показателями стран с аналогичным уровнем экономического и политического развития, Соединенные Штаты оказываются последними.

Из почти 200 стран, изученных Джоди Хейман, деканом школы общественного здоровья в Университете Калифорнии в Лос–Анджелесе, и ее командой исследователей для книги «Детские шансы», было выявлено, что 180 стран сейчас предлагают гарантированный оплачиваемый отпуск для молодых мам, и 81 предложение оплачиваемых отпусков отцам. Они обнаружили, что 175 страны устанавливают оплачиваемый ежегодный отпуск для работников, а 162 – ограничивают максимальную длину рабочей недели. Соединенные Штаты не предлагает ни одну из этих защит.

С 1997 года Директива Европейского союза запрещает работодателям платить занятым неполный рабочий день более низкие почасовые ставки, чем занятым полный рабочий день, исключая их из пенсионных планов или ограничения оплачиваемые отпуска для работников с полной занятость. С другой стороны, американские рабочие, которые по семейным обстоятельствам работают меньшее количество часов, обычно теряют свои преимущества и принимают сокращение почасовой оплаты труда.

В 1990 году Соединенные Штаты занимали шестое место среди 22 стран по рейтингу трудового участия женщин Организации экономического сотрудничества и развития, которая состоит из большинства богатых стран земного шара. К 2010 году в соответствии с экономической дипломной работы исследователей Франсин Блау и Лоуренс Кан, выпущенный в прошлом месяце, мы оказались на 17-м месте, причем около 30 % этого спада является прямым результатом нашей неспособности идти в ногу с другими странами. Американские женщины не отказались от желания совмещать работу и семью. Это далеко не так. В соответствии с Исследовательским центром Пью, в 1997 году 56 % женщин в возрасте от 18 до 34 и 26 % женщин среднего и пожилого возраста сказали, что, в дополнение к семье хотели бы иметь успешную и высокооплачиваемую работу. К 2011 году две трети молодых женщин и 42 % старших выразил эти настроения.

При этом люди не отказались от идеала гендерного равенства. В 2011 году исследователи Центра по работе и семье в Бостонском колледже обнаружили, что 65 % отцов считают, что матери и отцы должны обеспечивать равные количества ухода за своими детьми. А проведенный в 2010 году Исследовательским центром Пью опрос показал, что 72 % женщин и мужчин в возрасте от 18 до 29 лет решили, что лучше брак, в котором муж и жена работают и оба заботиться о доме.

Но, когда люди попадают между «наковальней» плохих условий труда и «молотом» сопротивления политиков к семейным реформам, трудно жить в соответствии со своими желаниями. Исследование Бостонского колледжа обнаружило, что только 30 % отцов, которые хотят разделить уход за ребенком наравне с женами, этот разрыв помогает объяснить, почему американские мужчины сегодня проявляют более высокий уровень конфликта работа-семья, чем женщины. В этих условиях, какова вероятность того, что молодые люди, опрошенные Пью, смогут реализовать цели совместного разделения зарабатывания на пропитания и ухода за ребенком?

Ответ на этот вопрос предложил социолог Нью-Йоркского университета Кэтлин Герсон в интервью к своей книги «Неоконченная революция». Так, 80 % женщины и 70 % мужчин опрошенные госпожой Герсон сказали, что хотят эгалитарные отношения, что позволило бы им разделять зарабатывания на пропитания и уход за ребенком. Но когда их спросили, что они будут делать, если это не будет невозможно, они описали различные «резервные» позиции. В то время как большинство женщин хотели продолжить оплачиваемую работу, большинство мужчин сказали, что если они не могут реализовать свой эгалитарный идеал, они ожидают от своего партнера, что он возьмет на себя основную ответственность за воспитание детей, чтобы они могли сосредоточиться на работе.

И вот, как это обычно работает. Когда семейные и рабочие обязанности сталкиваются, матери гораздо чаще, чем отцы увольняются с работы. Но в отличие от ситуации в 1960‑х, это не потому, что большинство людей считают, будто такой порядок вещей более предпочтительный. Скорее, это разумный ответ на то, что наши политические и экономические институты далеко отстают от наших личных идеалов.

Женщинам по-прежнему платят меньше, чем мужчинам на каждом образовательном уровне и на каждой категории рабочих мест. Они реже, чем мужчины удерживаются за рабочие места, которые предлагают гибкость или семейные пособия. Когда женщины становятся матерями, они сталкиваются с большим контролем и предрассудками на работе, чем отцы.

Так, особенно, когда женщины в браке с мужчинами, которые много работают, часто кажется обоим партнерам, что у них нет выбора. Женщины‑профессионалы в два раза чаще бросают работу, как и другие замужние матерей, мужья которых работают по 50 и более часов в неделю.

Социолог Памела Стоун изучили группу матерей, которые внесли эти решения. Она обнаружила, что их решение сформулированы с точки зрения предпочтений. Но когда они объяснили процесс принятия своих решений, стало ясно, что большинство из них делают «выбор» бросить работу только в крайнем случае – когда они не могут получить гибкий график работы или устроиться на неполный рабочий день, когда их мужья не хотят или не могут сократить свои часы, когда их работодатели враждебно относятся к их заботам. В этих условиях профессор Стоун отмечает, что на самом деле проблема рабочего места для семей стала частной проблемой для женщин.

Вот где политическое действительно становится личным. Когда люди вынуждены вести себя так, что это противоречит их идеалам, они часто подвергаются такому явлению, которое социологи называют «растягивание» – размывание их первоначальных ожиданий и целей, чтобы разместить вещи, которые они должны сделать, чтобы «свести концы с концами». Такое поведение особенно вероятно, если придерживаться исходных интересов означает обострение напряженности в отношениях.

За годы помощи парам сделать переход от супругов к родителям, психологи Филип и Каролин Коуэн обнаружили, что напряженность увеличивается, когда в паре преобладают более традиционной роли, чем они первоначально желают. Женщина возмущается, что она не получает помощи по уходу за ребенком и завидует успехам мужа вне дома. Муж обижается, что его жена не благодарна за те жертвы, которые он предпринимает, работая большее количество часов, чтобы она могла остаться дома. Если вы не можете изменить то, что вас беспокоит, один из типичных ответов  – убедить себя, что это на самом деле не беспокоить вас. Так пары часто создают семейный миф о том, почему они сделали такой выбор, почему так лучшее.

В современных условиях значительный рост самосознания о правильности личного выбора функционирует также хорошо, как и в былые времена женского движения и в конечном итоге наращивание разногласий, поиск виноватых стоят на пути политической реформы.

Наша цель должна заключаться в разработке политики «работа–семья», дающей людям возможность осуществить свои гендерные ценности на практике. Так давайте прекратим спорить о тяжелом выборе женщины и поможем большему числу женщин и мужчин избежать таких трудных решений. Чтобы сделать это, мы должны перестать видеть проблему «работа–семья» не как вопрос, касающийся женщин, а начать видеть его как вопрос прав человека, которая влияет на родителей, детей, супругов, одиноких людей и стариков. Феминистки, безусловно, должны поддерживать эту кампанию. Но они не должны владеть ею.