Повышение
речевой эрудиции – один из основных путей формирования
хорошего лектора. Им
невозможно стать, не овладев основами риторики науки об убедительной и
оптимальной речи. Всякая наука имеет свою историю, без знания которой
бесполезно рассчитывать на успех, тем более в таком сложном деле как
ораторское
и искусство.
До
недавнего
времени нам были более или менее известны труды античных риторов
основоположников теории красноречия – Аристотеля, Цицерона,
Квинтилиана.
Если
рассматривать историю русской риторики, то эта связь революционно
общественных
преобразований с теориями публичного красноречия можно увидеть на всех
этапах
нашей государственной истории. После сложного для Руси Сметного
времени, эпохи
междуцарствования в начале 17 века, избрания нового царя (Михаила
Федоровича
Романова в 1613 году) и возвращения к мирной жизни естественным было
требование
развивать словесные науки. В 1616 году в Троицкий монастырь посылается
грамота
с побуждением к поиску монахов, которые «грамматику
и риторию умеют»,
и, видимо, именно в это время создается первая русская риторика.
Эпоха
петровских преобразований вызывает к жизни серию блестящих руководств
по
ораторскому искусству наиболее популярные из которых: «О
силе
риторичей»
Софрония Лихуда, основателя и преподавателя
Славяно-греко-латинской
академии в 1698 году, «Риторика»
Михаила Усачева (конец 17 века), «Наука
проповедей»
Андрея Белобоцкого начала 18 века и др.
До
Ломоносова все учебники и материалы по риторике были рукописными, и
его «Краткое
руководство к красноречию»
1747 года стала и первым печатным
учебником, и первым фундаментальным научным трудом, переработавшим
предшествующие сочинения и предложившим стиль риторических описаний в
России не
только 18 веку, но векам последующим.
Вторую
половину 19 века можно назвать временем постепенного упадка риторики
как науки
о прозе (деловой, научной, ораторской). Русская филологическая мысль
все больше
поворачивалась в сторону изучения художественной литературы и
поэтических форм
речи. Эволюция курсов теории словесности, начиная с 1850 до 1917 года,
заключается в постепенном изгнании из школы всего связанного с
прозаически
деловыми, научными, ораторскими видами речи и в обращении к поэтическим
и
эстетическим видам речи, когда при изучении языку и литературе
используются
только художественные тексты. К 20 годам нашего столетия этот процесс
завершился вполне, и даже несмотря на революционное переустройство
общества, в
школе по-прежнему проходили язык «литературных
героев»
и «узнавали
жизнь в романе».
Между
тем на
каждом уроке они занимаются «рассказом», «диалогом», «убеждением»
учителя в своих знаниях, зато их сразу пытаются обучать
толковать об образах, идеях, эстетике художественного произведения, на
воображаемом материале научить говорить о предметах серьезных и
жизненно
необходимых.
Сравним:
что
характерно для времен так называемого общественного застоя? Прежде
всего,
отсутствие подлинной публичной речи и интереса к ее разработке. Она
оказывается
как бы и не нужна, и общество продолжает пользоваться теми
выработанными в
эпохи «подъема»
рекомендациями, которые зафиксированы в наиболее
авторитетных учебниках риторики, нормализующих прозаическую речь.
Правда,
многие положительные идеи прошлого, воспринятые догматически, могут не
только
не реализоваться, но и прямо искажаться. Сказанное только общая схема,
а жизнь
куда богаче всяких схем. Но не ее ли реализацией является тот факт, что
весь
длительный период царствования «тишайшего
царя Алексея Михайловича»
на Руси пользуются «Риторикой»
1620 года? Что после петровского
расцвета русских рукописных риторик (1690 – 1710 гг.)
наступает период
подражания стилю речи, созданному этими руководствами? После «Риторики»
М. В. Ломоносова период если не риторического застоя, то
риторического равновесия (вся 2 половина 18 века).
Наконец,
приходится констатировать, что активизация сталинских репрессий в 30-е
годы не
могла не повлечь за собой свертывание общественно-публичных форм речи
и, как
следствие этого, отсутствие разработок риторической речи. Хотя в 1930
году
профессор, впоследствии академик Виноградов писал о необходимости
изучения
принципов построения, на которых основано языковое внушение, убеждение
слушателя (как бы в соответствии с «общей
риторикой»
начала 19 века).
В
настоящее
время приходится констатировать факт о нашей отсталости в развитии
риторики по
сравнению с другими цивилизованными странами, например, США, Японией,
Францией,
где разработка проблем речевого убеждения, словесной культуры, «языкового
существования»,
нормализации прозаической речи оказалась прямо
связанной с
дальнейшим общественным и экономическим прогрессом. Очевиден сейчас и
большой
интерес к вопросам риторики и ораторского мастерства, о чем говорит не
только
рост числа публикаций, но и последовательно ведущиеся в наиболее
крупных
научных организациях разработки по проблемам риторического мастерства и
культуры речи (отдел культуры речи в Институте русского языка под
руководством
профессора Ширяева, кафедра общего языкознания МГУ им. Ломоносова,
группа
ученых под руководством профессора Рождественского, комиссия по
лекторскому
мастерству Всероссийского общества «Знание»
и др.). Добавим сюда
регулярно проводимые конференции, занятия по риторике с руководителями
предприятий и министерств с лекторами-пропагандистами в областных
организациях
общества «Знание»,
курса риторики МГУ, МГИМО, МВТУ и т. д. Наконец,
возросший интерес средств массовой информации к проблемам риторики,
языкового
мастерства, нормализации речи. Картина разворачивающейся работы, как
кажется,
будет достаточно внушительной.
И
тем не
менее мы находимся только в начале пути, ведущего к возрождению
риторической
традиции и построению новой российской риторики. Об этом говорит хотя
бы
отсутствие фундаментальных исследований по истории русской риторики.
Естественно,
чтобы не «изобретать
велосипед»,
мы должны внимательно проработать
то, что сделано нашими предшественниками, которые поражают нас не
только
богатством мыслей, великолепием и своеобразием стиля. Мы чувствуем с
ними
кровную историческую связь, даже не зная их, можно не сомневаться в
том, что в
нас заложен этот риторический «ген»,
а незнание своего родства было
бы постыдным.
Конечно,
17
век не исчерпывается описанной в этой работе первой русской «Риторикой».
Мы почти не затронули преподавание риторики в Киевской
духовной академии, в украинских и белорусских братских школах. Между
тем
известно огромное количество латинских учебников риторики, по которым
учились
здесь в 17 – 18 веках.
К
сожалению,
до нас дошло мало работ петровского времени. Но некоторые из них дошли:
старообрядческая «Риторика», «Риторика»
Михаила Усачева, «О
силе риторичестей»
Софрония Лихуда, «Книга
всекрасного
златословия»
Козьмы Афоноиверского, «Наука
проповедей»
и «Книга
сия философская»
Андрея Белобоцкого и другие.
Огромный
интерес представляет анализ «методики»
риторического обучения в
духовных академиях и старообрядческих общинах в наших отделах рукописей
хранится множество сборников с риторическими статьями и школьными,
приветственными речами.
Ломоносовский
период в истории риторики по-настоящему не оценен. Между тем многие
идеи М. В.
Ломоносова свежи и дают много пищи для размышлений любому человеку,
желающему
учиться риторике. Несколько замечательных работ конца 18 века (в
частности, «Правила
высшего красноречия»
М. М. Сперанского)
также ждут своего
исследования.