Где-то в воздухе витает вдохновение.
Как бы дотянуться, ухватиться за него...
Давая жизнь и волю новому творению
Своенравного рассудка моего...

Творчеством и литературой я начала увлекаться еще в детстве.

Будучи еще совсем ребенком, я часто разрисовывала мамины блокноты всевозможными картинками с краткими комментариями о них. Заметив стремление своего ребенка к самовыражению в таком виде, мои родители подарили мне толстый блокнот в комплекте с набором всевозможных ручек и фломастеров. Таковыми были мои первые начинания в этом направлении.

Некоторые из моих детских зарисовок сохранились и до сих пор. Иногда я пересматриваю и перечитываю их вместе с родителями с веселой улыбкой.

С возрастом моя любовь к сочинениям проявляется все более явно. Добрых детских рассказов о животных, о друзьях и проведенных выходных становится все больше, а их содержание объемнее.

В школьные годы, будучи активисткой класса, я часто сочиняю простенькие комические сценки для утренников и сценарии для воспитательных и классных часов. Однако к своей любви писать я отношусь еще несерьезно и без особенного осознания.

Раскрыть в себе литературный талант, если его можно так назвать, мне помогает мой учитель зарубежной и русской литературы в старших классах – Герасименко Владимир Тимофеевич. Именно он научил меня анализировать литературные произведения, видеть их смысл.

Долгое время я не понимала, чего именно он от меня требует, перечеркивая целые абзацы моих школьных сочинений, останавливая и обрывая меня при чтении стихов.

В силу своего упрямства я боролась с ним, а он со мной. Так литература становится моим любимым предметом, а Владимир Тимофеевич – любимым преподавателем.

Мастерски и искусно преподавая этот предмет, он зажигает любовью к литературе весь класс. Мы могли слушать его без перерывов и передышек, а он с интересом выслушивал нас. Именно он научил нас читать между строк, мыслить и писать. Как сейчас помню его слова: «Писать нужно так, чтоб словам было тесно, а мыслям просторно».

Еще в школе я задалась целью написать книгу… и начала написание нескольких сюжетов…

К сожалению, большая часть рассказов и стихов, написанных мною в школьные годы, не сохранились... за некоторыми исключениями...

***
Так устроен белый свет.
Должны с этим смириться.
Нельзя всему ответить нет.
Придется покориться.

Должны мы голову склонить.
Любить, простить, забыть.
Должны мы душу отдавать.
Искать, терять, страдать.

Должны мы на колени встать,
Покорно руки опуская.
И о пощаде умолять,
В огне бездушно замерзая.

Должны мы слезы проливать
И камнем вниз срываться.
Но только сил должно хватать
На ноги вновь подняться.
***

Более осознанно к своей любви писать я начинаю относиться уже в университете. В годы обучения в Донецке практически все свободное время я провожу, занимаясь сочинениями разного рода. Это и проза, чаще… и поэзия, реже…

Я начинаю замечать, что, читая книги, обращаю внимание на стиль их написания, на слог и манеру письма того или иного автора, сравниваю их между собой, сравниваю их со своими рассказами. Теперь книги становятся для меня не только способом отдохнуть и расслабиться, теперь каждая из них для меня уникальный учитель литературного ремесла.

За это время у меня накопилось приличное множество стихов и отрывков, которые я приведу ниже.

К своему литературному творчеству я отношусь весьма критично, пишу скорее для души и личного удовольствия, поэтому нигде его не публикую и не афиширую.

Ниже приведены два отрывка из еще не дописанного произведения, которым я занимаюсь и сейчас. Действия разворачиваются в девятнадцатом веке в Лондоне. Главная героиня – парижанка Люцинда Лярейн. Вместе со своим отцом Люси приезжает в Англию, чтобы познакомиться с бабушкой по материнской линии Вирджинией Коллиэр. Свою бабушку девушка не видела с самого рождения, поскольку сразу после смерти своей жены, отец Люцинды уезжает вместе с ней во Францию, где они и пребывают до совершеннолетия героини.

В Лондоне француженка знакомится с новыми людьми, обзаводится друзьями и недоброжелателями (как же без них?), влюбляется… Но радость новых чувств омрачает необходимость покинуть Лондон и вернуться вместе с отцом в Париж…

« … На улице заметно стемнело...

Бесшумной поступью, почти на цыпочках в город пробиралась ночь. Так тихо и ненавязчиво, что я и сама позабыла о времени.

Париж, живой и яркий, ночью оживал, зажигался подобно звезде и рассыпался тысячей мелких огней. В Лондоне все было иначе...

Суетливые англичане поспешно мерили шагами тротуары, скрываясь в ночном тумане... куда-то торопясь, растворяясь в городе...

– Начинает холодать. Вы ведь куда-то направлялись, мисс Лярейн? – снова зазвенел серебристый тенор, – Пойдемте, улицы Лондона в этой части города не безопасны после полуночи.

Утвердительно кивнув, я подняла воротник и медленно зашагала, стараясь не отставать от своего нового знакомого. Всего одно упоминание о холодном лондонском климате заставило меня невольно вздрогнуть. Даже несмотря на свои английские корни, я оставалась француженкой от кончиков пальцев до корней волос, с типичной нелюбовью к сырости, дождю и туману.

– Знаете, мистер Грей... мне кажется, я никогда не привыкну к этому мнимому лондонскому спокойствию. Вы любите Лондон? Ну что за вопрос? Конечно же, любите... Вы ведь сюда вернулись... А я люблю Париж... В Париже все люди искренние и теплые... и нам нечего бояться, гуляя по улицам ночью... Хотя мой отец считает меня наивной мечтательницей, которая просто еще не повстречалась... с жизнью в ее истинном обличье. Ну да ладно...

Я беззаботно улыбнулась (так улыбались в Париже) и, бросив быстрый взгляд на своего спутника, сосредоточила внимание на влажной дороге под своими ногами...

– Не совсем так... Своих родных из Лондона я практически не знаю. Да чего уж греха таить, я абсолютно их не знаю. Отец мало мне рассказывал о маминой родне. И я лишь могу догадываться почему... Но недавно нам пришло письмо, в котором некая Вирджиния Коллиэр просит встречи со своей внучкой, со мной... Папа не хотел возвращаться в Лондон. Но... через несколько дней, видимо, хорошо все обдумав, неожиданно согласился... Сама же к родственникам, которые не давали о себе знать все эти годы, я отношусь со скептицизмом. Но, так или иначе... сейчас я здесь. Так что концовка этой истории Вам известна… »

« … Утро четверга, как и весь день, в общем-то, не предвещало ничего хорошо. Приятная теплота вчерашнего вечера рассеялась без следа, впрочем, как и располагающее спокойствие в доме.

Небо за окном затянуло свинцовыми тучами, ветер с такой силой давил на оконное стекло, что оно угрожающе поскрипывало, как будто вот-вот лопнет.

Я попыталась увидеть плюсы в моем скором отъезде из Англии. Климат Парижа намного мягче климата сырого Лондона с вечными туманами. Я ведь люблю Париж... и уже истосковалась по его ясному голубому небу.

Помогло не особенно... Как бы там ни было, моя любовь к Парижу не мешала мне скучать по Лондону.

Уныние и тоска витали в воздухе. Все, так мне казалось, имело привкус прощания.

На мое удивление, Вирджиния отнеслась к новости о нашем отъезде весьма сносно, как будто ожидала этого, как будто была готова.

Это к лучшему. По крайней мере, мы не будем тратить и без того неумолимо убегающее время на пустые обиды.

Забот было предостаточно.

После того, как попытки бабушки уговорить меня задержаться хотя бы на неделю увенчались провалом, она попросила позволить устроить прощальный вечер в мою честь.

Конечно, такой чести мне совсем не хотелось... но отказать я не смогла. Чувство вины тяжелым грузом давило на сердце. Если эта мелочь сможет порадовать Вирджинию и хоть как-то облегчить тягость предстоящей разлуки... пусть.

Получив мое одобрение, Вирджиния тут же принялась раздавать распоряжения прислуге, составлять список приглашенных, планировать ужин и обдумывать декорации.

По части организации приема я придерживалась позиции нейтралитета. Никаких особенных пожеланий на этот счет у меня не было. Я даже не была против того, что в числе гостей оказалось и имя Уотсона...

– Сомневаюсь, что лорд Уотсон расстроится из-за моего отъезда... – с нескрываемым сарказмом заметила я...

– Перестань, Люси... – отозвалась Вирджиния, пересматривая список гостей.

– Но, если он все же решит почтить меня своим присутствием, по крайней мере, Грею не будет скучно. Мне кажется, они неразлучны...

Что касается отца, наш скорый отъезд он объяснил проблемами в редакции и необходимостью вести дела именно из Парижа. Предстоящий прощальный вечер его ничуть не интересовал. Он вел себя, как обычно, легко и непринужденно. Хотя отказался от обеда в гостиной и велел принести еду в комнату.

Вирджинию он не замечал, как и она его. В общем-то, так было всегда, но сегодня между ними чувствовалось особое напряжение; раньше они хотя бы здоровались. Сегодня – нет.

Весь день папа старательно изображал занятость, не вышел и к ужину... хотя весь багаж уже был подготовлен.

Наверняка без размолвок между бабушкой и отцом не обошлось.

Я же большую часть времени слонялась по комнатам, запоминая их и выслушивая кроткие сожаления прислуги о нашем скором и таком неожиданном отъезде.

– Вы еще не уехали, мисс, а в доме уже значительно опустело... – затрепетала одна из горничных, встретив меня в зеленой гостиной на втором этаже.

– Ох, бросьте, голубушка, эти сантименты, – я стряхнула со щеки непрошеную слезинку, пытаясь говорить уверенно и твердо, – Мы ведь не прощаемся навсегда. Я еще вернусь. Вы и соскучиться не успеете.

– Нам будет не хватать вас, мисс... и мистера Лярейна тоже... »

... Прием был назначен на пять вечера... к этому времени дом Вирджинии заметно преобразился. Повар самоотверженно изощрялся, готовя для гостей обилие самых необычных блюд... рыба, дичь, птица и говядина...

Вирджиния собирается накормить целый полк, не иначе!

К вечеру был подготовлен зал для танцев и приглашены музыканты. Кажется, бабушка решила воплотить в жизнь мои детские мечты о сказочном бале... Я бы не удивилась, если бы она и принца на белом коне подыскала...

На прощанье с англичанами я надела роскошное платье из черного парчового атласа, расшитого золотыми и серебряными листьями, с глубоким декольте, заманчиво открывающим плечи.

Я не стала придумывать замысловатую прическу и оставила длинные темные волосы спадать на спину, заколов пару прядей на затылке золотым гребешком.

Вскоре прибыли первые гости...

Как виновница торжества, я стояла около Вирджинии и приветствовала прибывших, хотя даже не помнила имен некоторых из них… »

И еще немного из последнего… немного поэзии…

***
Ты мне сказал, что ты плохой художник,
И Моной Лизой мне твоей не быть.
А попытаться стоило, быть может,
Меня на полотне изобразить.

Я стала бы твоим шедевром,
И ты бы восхищался мной,
Спокойной, тихою и верной,
Твоею созданной рукой.

Но только я, увы, не Мона Лиза.
И ты моих портретов не писал.
А на листке лишь несколько эскизов...
А вся картина – лишь бесформенный овал.

***
Я вас, мой Принц, околдую.
Я вас, мой Принц, заворожу.
Я целый мир для вас нарисую.
Пойдемте со мной, я вас прошу.

Я вас, Ангел мой, решила похитить.
И от меня не скрыться вам.
Я вас научу по-новому видеть.
Я вас, милый мой, никому не отдам!

Я вас, мой Принц, долго искала.
Теперь уж шанса не упущу.
Целую вечность, друг мой, вас ждала.
И ни за что вас не отпущу!

Вы, Маленький Принц, меня приручили.
Теперь я рядом с вами навеки.
Великая истина нас обручила:
Кого приручили, за тех мы в ответе.

Я вас, мой Принц, теперь не покину.
И вы не в праве меня осуждать.
Этому есть простая причина:
За тех, кто нас любит, нам отвечать.

***

Блик солнца о рассвете тихо шепчет.
И света зайчики гуляют по мостам.
Тона на горизонте мягче, легче...
Мой чудный Ангел, как ты там?

Сменяет свежесть утра теплый день.
И солнца нимб нам светит ясно.
Бросают облака причудливую тень.
Ну как ты там, мой Принц прекрасный?

Спускаясь дымкой полумрачной,
Прохладный вечер подает свой знак.
Был день сегодня твой удачным?
Мой Рыцарь молчаливый, ты там как?

***
Притаилась душа, замолчала.
И ни плакать не хочет, ни петь.
Свои хрупкие крылья сломала.
Ей теперь к небесам не взлететь.

Ей не видеть уж больше рассвета.
И в закатных лучах не стоять.
Не почувствовать свежести ветра.
И с росой поутру не играть.

Ей не плакать теперь, не смеяться.
Не жалеть уж и не страдать.
Не бороться и не сражаться.
Не любить, не мечтать, не летать.

***
Все мы кого-то любили,
Себя позволяли любить.
Кого-то остаться просили,
Случалось самим уходить.

Калечили души друг другу.
Спасать друг друга пытались.
Мы всё замыкаем по кругу,
Кругами по жизни вращаясь.

Сломав свои крылья однажды,
Другим их не раз мы ломали.
Случалось подобное с каждым.
Мы все кого-то теряли.

Кому-то люблю говорили.
Кому-то шептали прости.
Кого-то уже позабыли,
Кого-то нам в сердце нести.

Все мы кого-то любили.
Нам всем приходилось терять.
Страдали, но все-таки жили.
Нам есть, о чем забывать.

***
Ах, как порою хочется вернуться
В тот город, где живут мечты.
Закрыть глаза и вновь проснуться
В краю чудес, добра и красоты.

Там смех разливается звонким ручьем
И пахнет так сладко сливовым вареньем.
Там яблоня шепчет о чем-то родном.
Вернуться хочу... хотя б на мгновенье...

Там мама смеется, отца обнимая.
Нет в волосах у них седины.
На лицах улыбки, глаза их сияют,
Рядом и вместе счастливы мы.

Там сказки рассыпаны сотнею звезд
На небе ночном... безоблачном, светлом.
Город желаний, мечтаний и грез...
Ах, где, чтоб вернуться, достать мне билеты?

Как жаль, поезда не ходят туда.
Дорог, ведущих в тот край, не найдется...
Его мы покинули уж навсегда.
Детство – так город мечтаний зовется.