Я З Ы Ч Е С К И Е   Г И М Н Ы

 

                    ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЯ ЛУЧНИКА

 

                     Я свой лук тугой

                     Положил под курган

                     И колчан, словно куль,

                     Бросил к его рогам

 

                     В покрывало -

                     Ковыль-траву.

                     Хватит. Я, как бывало,

                     Не натяну тетиву;

 

                     И стреле не свистеть,

                     Не петь звеня, -

                     Насмотрелся на смерть,

                     Настрелялся. Довольно с меня.

 

                     Пусть иной лучник

                     Бьет людей и зверя:

                     Мир не станет лучше -

                     Не верю.

 

                     Я свой лук тугой

                     Бросил в омут кургана -

                     И следы от него

                     По степи - кругами,

 

                     И колчан пустой

                     Положил постарелый:

                     Я раздал все сто,

                     Раздарил все стрелы.

 

                     Стрелу - старику,

                     Лукавы на лук очеса,

                     А уста режут:

                     - Удобно спину чесать.

 

                     Детям стрелы, они шаля,

                     (Затупил у всех наконечник),

                     Построят шалаш,

                     Не стреляя, конечно.

 

                     Девушкам до венчанья

                     (Научила мать) -

                     В рыцари посвящая,

                     Стрелы ломать.

 

                     Остальные - лягушкам

                     По сказке древней,

                     Из многих лгущих -

                     Одной царевне.

 

                     Я свой лук с плеча

                     Положил к ногам под курган

                     И с плеча колчан

                     Положил, не боясь врага,

 

                     Я раздал все стрелы.

                     Что нашло? Не грусть ли?

                     Ухожу смело:

                     У меня в руках гусли.

 

 

                        ЯЗЫЧЕСКИЕ ГИМНЫ

 

                   Дождался утренней зари

                   И продал жизнь. Четыре гривны

                   Врагам и нищим раздарил:

                   Пою языческие гимны.

 

                   А ливень хлещет, как в ведро,

                   Гордясь издревле волосами,

                   И наполняет песней рот,

                   Роднясь с чужими голосами.

 

                     А я подмигиваю гимн

                   За гимном серым глазом сердца,

                   И иноверием гоним:

                   Ни прислониться, ни присесть.

 

                   И потому - в движеньи - жизнь;

                   И в заунывных звуках  гимна -

                   Она же. В скрежете пружин

                   Хрипит душевная ангина.

 

                   Из красной глотки, сгоряча,

                   До - корчей, до - мороз по коже...

                   А русальчата у ручья

                   Безумно на меня похожи.

 

                   Лисица вырастила их

                   В сырой норе, таясь от лиса,

                   И у последышей моих

                   Вполне языческие лица.

 

                   Играя в детскую игру,

                   Из лука метя в горло гирлы,

                   Как люди - в лося на бегу,

                   Поют языческие гимны.

 

                          ДРЕВНИЙ КИЕВ

 

                    Воспаленно веки вскинув,

                    Вижу добры вести я:

                    Деревянный древний Киев

                    Светит из небытия.

 

                    С кручи из лесов дремучих,

                    Как сквозь тучи на простор,

                    Научи людей, домучь их,

                    Жги над капищем костер.

 

                    Ты один меня не выдал,

                    Ты один со мной в ладу.

                    Возвышайся, гордый идол, -

                    На алтарь я жизнь кладу.

 

                    И не нужен зуб за зуб нам. -

                    Я еще к тебе прорвусь,

                    Пусть волхвом полубезумным,

                    В довладимирскую Русь.

 

 

                            ИСТУКАН

 

                    Твои губы кровью смазаны -

                    Пей и соком истекай:

                    Три тропы к тебе заказаны,

                    Деревянный истукан.

 

                    Строго смотрят за просторами

                    На наглеющую грязь,

                    Злясь на все  четыре стороны,

                    Все четыре пары глаз.

 

                    В них, как в мутных водах Киева,

                    Словно лезвие остры,

                    Окровавлены - такие вот -

                    Отражаются костры.

 

                    И распутицей осеннею

                    Для меня сотворены

                    Три тропы - одно спасение -

                    На четыре стороны.

 

                    А вокруг обман дурманище

                    Да бутылка и стакан...

                    Бедный идол мой, болванище,

                    Деревянный истукан.

 

 

                           СЕМЬ КОПИЙ

 

                    Варил пронзительное зелье,

                    Семь наконечников макал,

                    Семь копий бросил в облака -

                    Лишь шесть отринули на землю.

 

                    А три копья сквозь свет неистов,

                    Три древка, стройных, как три я,

                    Три медных тонких острия,

                    Упали в степь с веселым свистом,

 

                    И три ключа - звеня - забили

                    Среди былинных ковылей,

                    И потянулись веселей

                    Кобаньи тропы и кобыльи.

 

                    А два копья с тревожным гудом,

                    Два изумительных копья,

                    Упали, где стоял - скрипя -

                    Дремучий лес дремавшим чудом,

 

                    И лес прорезали. И, дрогнув,

                    Застыли - светлые - в лесу,

                    Как межевую полосу

                    В нем обозначили - дорогу.

 

                    Одно - и лучшее из лучших -

                    Копье (бывали в старину),

                    Беззвучной молнией сверкнув,

                    Прочь на речных упало кручах,

 

                    И, землю вспарывая вепрем

                    (Как бы стихи мои - тире),

                    Зажгла огонь на алтаре,

                    Свет перед идолом свирепым.

 

                    А то, последнее копьишко,

                    Вполне последнее копье,

                    Оно - мучение мое -

                    Летело долго, долго слишком,

 

                    Куда-то к псам или медведям,

                    В какой-то странный зоосад,

                    Вперед стремясь, а не назад,

                    Давая имена созвездьям.

 

 

                        УМЕР ВЕЛИКИЙ ПАН

 

                      Что я наделал? что я

                      Сделал? - осел я, мул:

                      Имя его святое

                      Всуе упомянул.

 

                      Пили мы с ним, кутили,

                      Песни орали вдрызг,

                      После кутили, пили -

                      Оргия: хохот, визг.

 

                      Дальше припомнить  жутко:

                      Пал он мертвецки пьян.

                      И прокричал я в шутку:

                      - Умер великий Пан.

 

 

                         СТЕПЬ. Оп. N 8

 

                   Не на постном и пресном юге

                   Степь от запада до восхода,

                   Где зимой завывают вьюги,

                   Где зима половина года.

 

                     Ветер веет, но снег - несносен -

                   Достает лошадям до крупа,

                   И зима, и весна, и осень

                   На ветру застывают круто.

 

                   И в пространстве ветрам открытом

                   Ведьмы носятся, словно веди,

                   Роют лошади снег копытом,

                   В шерсть заросшие, как медведи.

 

                   Отрывают под снегом травы

                   Цвета медь в комедийной фальши,

                   И гортанны их и картавы

                   Крики гонят куда-то дальше.

 

                   Погонять лошадей и с ветром

                   Волком выть, подражая одам:

                   Не верстой или километром -

                   Степи меряны переходом.

 

                   Ворожит над судьбой во вьюке

                   Жизнь - то тяжестью, то жестоко.

                   ...А бывает, стихают вьюги,

                   И восходит луна с востока.

 

 

                           ЭКСПОЗИЦИЯ

 

                   Когда останусь на бобах

                   (Не путать с теми, кто на бабах)

                   С навязшей истиной в зубах:

                   Такая жизнь - удел не слабых,

 

                   Я грубо выброшу бобы,

                   Молить не буду "помоги мне!"

                   И ждать подачек от судьбы,

                   А - петь языческие гимны.

 

                   Сперва придумываю гимн,

                   Потом кинжалом на скрижалях

                   Твержу узором дорогим,

                   На досках воздуха. Мне жаль: их

 

                   Никто не вздумает прочесть

                   (Ну, разве кто из ненормальных),

                   Они же - не про вашу честь,

                   Не затеряются в анальных

 

                   Отверстых книгах. Каждый гимн

                   Имел во мне свое звучанье,

                   И я придумываю им

                   Начало или окончанье.

 

                   Себе надолго надоел.

                   Неслышно двигая губами,

                   Я начинаю: я доел

                   Последний хлеб перед бобами.

 

 

                             РАЗГУЛ

 

                   Судьба, наконец, рискнула,

                   Заметив клеймо на лбу

                   Моем, и дала разгула,

                   Чтоб буйствовать наобум.

 

                   Четверка волков крылатых

                   (Янтарным горит клеймо),

                   Мир в шрамах и жизнь в заплатах

                   Отринул я как дерьмо

 

                   (Вон, стынут в нелепых позах),

                   Четверка моих волков

                   Скользит, рассекая воздух,

                   И искры летят с боков.

 

                   Сверкают степные стрелы

                   (Шутихи, как ни смотреть),

                   Раздарены, постарели

                   И сеют давно не смерть,

 

                   А смех в серебристых перьях

                   Они за собой несут.

                   И был я одним из первых,

                   Кто их переделал суть.

 

                   Они теперь с новым весом

                   Взлетают в единый миг,

                   И стелется мелким бесом

                   Четверка волков моих.

 

                              СЛЕТ

 

                     Без устали стал безуст,

                     Поскольку тоска и грустно,

                     И свора пустейших чувств

                     Кромсает меня до хруста.

 

                     Стремглав собираю ведьм,

                     Молоденьких, лет под триста,

                     И мой верховой медведь

                     Ломает коленца твиста,

 

                     Четверка моих волков

                     Скользит, рассекая воздух,

                     И искры летят с боков

                     И греют чертей бесхвостых,

 

                     И стрелы, упав с небес,

                     Сверкают в иных масштабах,

                     И стелется мелкий бес,

                     И мы начинаем шабаш.

 

 

                             ОТДЫХ

 

                     Пустыми степями едя,

                     Споткнулся, такой-сякой:

                     Я взял под уздцы медведя

                     Мохнатого, словно конь

 

                     Татарский, волков крылатых

                     Четверка легла в родник

                     (Нас проклятых и проклятых

                     Анафемы миф роднит);

 

                     Как старые менестрели

                     На отдыхе кратком, без-

                     устали спорят стрелы,

                     Задумался мелкий бес;

 

                     Анфиски и василиски

                     И ведьмы (волос кармин)

                     Омыли стопы и сиськи

                     И сели волчат кормить;

 

                     И сам я, чья мудрость червья

                     Вечерня, степной бобыль,

                     Взглянул на свое кочевье

                     И есть принялся бобы.

 

                     Чтоб сила сочнела в зыке

                     Призывом, звучал полет:

                     - Мы злы, если безъязыки,-

                     Языческий гимн поет.

 

                     И в шепоте злы, и в крике,

                     Коль шепот не о любви

                     И травах, а крик, как в клике

                     Безумцев без уст в крови:

 

                     Ведь кровь исходя из сердца,

                     Карминова и чиста,

                     Находит единоверца

                     И красит тогда уста.

 

                     ...Кончается отдых, шляпу

                     Напялил я цвета медь,

                     И поднял призывно лапу

                     Уже верховой медведь.

 

 

                             КОСМОС

 

                   Ну, вот и ночь. Открылся Космос,

                   Как маску снял с лица. И ночь,

                   Как чародейка в черных космах

                   В нем побезумствовать не прочь,

 

                   Пока непознанном. Оседлан

                   Медведь и лапой бьет ковыль,

                   И волки голосом голодным

                   Угомонились возле выть

 

                   В луну. Четверка их, крылатых,

                   В жар это желтое жерло

                   Пока не бросило. Корят их,

                   Вздыхая - куры - тяжело.

 

                   Не до того: открылся Космос.

                   Как ветры, стрелы я пустил,

                   Искусно, ясно, високосно

                   Во всю Вселенную. И стиль,

 

                   Летящих в головы галактик,

                   В сердца галактик, светлых стрел

                   Был соблазнителен, как аттик,

                   Переливался  и свистел.

 

                   И оседлали стрелы ведьмы;

                   Неся слепящие тела,

                   Летела в звезды заповедны

                   И пела каждая стрела.

 

                   И пели хором василиски,

                   Анфиски - аккомпанемент,

                   И две звезды, как две солистки,

                   Зажглись в решающий момент,

 

                   Когда до Космосова чада

                   Дошло слияние зверей

                   И тварей... В логове волчата

                   Вовсю сосали матерей.

 

 

                        ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

 

                   Луна, космический  главарь,

                   Ушла, бледнея и устало,

                   И небо выбило алтарь,

                   Где солнце жертвенником стало.

 

                   Дать имена пришла пора,

                   Чтоб заглушить словами жесты

                   На случай ночи. И с утра

                   Нечеловеческие жертвы

 

                   Я виртуозно приносить

                   С версификациями начал,

                   И получался пряно-сыт

                   Сам воздух солнечный. Иначе

 

                   Быть, вероятно, не могло:

                   Во мгле туманной замогильны

                   Запреты предков жаром жгло:

                   На то - языческие гимны.

 

                   Четверка - рыжая - волков

                   Крылатых - мощь, здоровье, сила -

                   Из глубины седых веков

                   Для них преданья  приносила;

 

                   И рассыпался мелкий бес

                   На составляющие части

                   Созвучий вечных, и балбес

                   (Болван, точнее) был причастен,

 

                   Он к сотворению имен,

                   К созданью образа и сути

                   (Смысл изначально изменен

                   Привычных слов; не обессудьте).

 

                   А стрелы, весело слепя,

                   Летели к солнцу и обратно

                   К земле, представив из себя

                   Протуберанцы или пятна, -

 

                   Как посмотреть. А ведьмы (им

                   До жертв, естественно, нет дела,

                   Но делом заняты моим)

                   До блеска умастили тело

 

                   Свое, оставив змей и жаб

                   И прочие аксессуары,

                   В огонь подбрасывали жар

                   Любви; и, словно самовары,

 

                   Пыхтели, хлопая, при них

                   Еще неназванные твари...

                   Я в постижении приник

                   К земному небу, и едва ли

 

                   Я отдавал тогда отчет,

                   Как звездочет средь звезд ледышек:

                   Река не знает, что течет,

                   Огонь не думает, а дышит.

 

                   Потом, затылок почесав,

                   Я вспомнил: между ими, нами,

                   Как бы младенец по часам

                   Мир наполнялся именами.

 

 

                              УХОД

 

                   Делать нечего: гасим костры;

                   Дым дороги - вздымается в пыль;

                   Зов земли, моей старшей сестры,

                   Завлекает в далекую быль.

 

                   Стрелы свой завершили полет.

                   И - под ворона хриплый надсад -

                   Мы, чем дальше уходим вперед,

                   Тем скорее вернемся назад.

 

                   Лёт четверки крылатых волков -

                   В вековой бесконечности лед.

                   Я - языческим гимном влеком,

                   И в глазах просветление слез.

 

                   Не смогли извести. Известит

                   Гимн языческий. Чуя надлом,

                   Свита бестий и тварей свистит,

                   И медведь верховой под седлом.

 

                   А в движении краски пестры,

                   Без движения все мы мертвы,

                   Делать нечего: гасим костры

                   И уходим в иные миры.

 

 

                         ЯЗЫЧЕСКИЙ ГИМН

 

                   Может, сделался я другим

                   (Пусть об этом решают предки),

                   Вновь языческий новый гимн

                   Затянул я, пляша от печки,

 

                   От огня. Повернув лицо

                   И все тело навстречу востоку,

                   Я - с обычной своей ленцой -

                   Стал слова подбирать жестоко.

 

                   И мотив подбирать. Один

                   Я остался. Нас было мало.

                   Не дожив даже до седин

                   Разбежались, куда попало,

 

                   Остальные, бежав от огня,

                   Как огня. И иные боги,

                   От порога меня гоня,

                   Обивают у них пороги.

 

                   Делать нечего: сам и жрец,

                   И игрец на дуде, и жертво-

                   приноситель; лишь я жилец

                   На пространстве степного ветра.

 

                   И поэтому новый гимн,

                   Повернувшись навстречу востоку, -

                   Это просто мои долги:

                   Зуб - за зуб и за око - око.

 

                   Но не месть я пою, а даль

                   Всем земным и небесным силам,

                   Что взрастили меня, отдать

                   Вознамерился. Голосила

 

                   И стонала земля, молитв

                   Космос требовал: все долги - мне.

                   Начал я подбирать мотив

                   И слова подбирать  для гимна.

 

 

                       К ПОСЛЕДНЕМУ ГИМНУ

 

                   Это будет последний гимн

                   Солнцу, ветру, луне, и солнцу,

                   И степям. До того  нагим,

                   Что в глазах застывают слезы.

 

                   Не от жалости.- Ясно нет, -

                   А от раз- и очарованья,

                   Что еще есть на свете свет,

                   Жизнь живая, а не диванья,

 

                   Постепенная. Послужить

                   Нам она бы могла примером.

                   Чтоб языческий гимн сложить

                   Трубадурам или труверам

 

                   Менезингерам и т. д.

                   Подражать я не стану - чтобы

                   Петь о воздухе и воде

                   И земле (Для земли утробы.

 

                   Sic!: в земли проникая суть

                   Человек человечней станет.).

                   А пока я хочу уснуть

                   И во сне повстречаться с Таней.

 

 

                     ПОСЛЕ ПОСЛЕДНЕГО ГИМНА

 

                   Гимн сложил, и костра огонь

                   Тут же вскорости и погас.

                   И из Космоса я, изгой,

                   Возвращаюсь последний раз.

 

                   Я, постигнув густую суть

                   Звезд, галактик, комет, планет,

                   Наконец-то хочу заснуть,

                   Все былое сводя на нет.

 

                   То былое, что жар огня

                   Для жратвы берегло - не жертв, -

                   Что язычество заслоня,

                   Стало тоще-прямым, как жердь.

 

                   Может быть я еще вернусь,

                   Если буду конечно жив,

                   В эти степи, которым пусть

                   Хоть недолго, но я служил.

 

                   Вновь взойдут над землей хлеба,

                   То - гречихой, а то - овсом...

                   Эта жизнь для меня глупа,

                   Потому: погружаюсь в сон.

 

СТЕПЬ ОП. N 5

 

     Ночь кончилась. Выехал в степь -

     Черневшую - ранним апрелем.

     Как бы на старинном холсте

     Все краски в одну перепрели.

 

     А первые перепела,

     Коровы в молочном мычаньи

     (Стих степь их переплела)

     Все звуки смешали в молчанье.

 

     Лишь роща сюда забрела

     Почти неуверенным шагом

     И стала вдали от села

     Над рваным огромным оврагом.

 

     Подъехал. И не было сил

     Пуститься по черным просторам.

     А конь мой глазами косил,

     Как будто бы спрашивал: - Скоро?-

 

     Шесть раз прозвенела стрела -

     Пути предстоящего почерк.

     Росы, не сходя я с седла,

     Напился с налившихся почек.

 

 

В МОЛИТВЕ

 

     Капли плющились о ряху

     И стекали по лицу,

     И молился я ореху,

     А не душ людей ловцу.

 

     Дождь, тепло, густая зелень...

     То, что надо для любви,

     Есть. Союз наш - безразделен -

     Мы взаимособлюли.

 

     Думал все. Как мы наивны!

     Я наивен, бог прости.

     И  языческие гимны

     Продолжаю я плести.

 

 

В КИЕВЕ

 

     Бреду, не обращая на дома,

     Рекламу, транспорт, прочее - вниманья.

     Они не достигают до ума

     И до души. Одни воспоминанья

 

     Об идолище, капище, костре

     (Потом кострище) не дают покоя,

     Которых в этой степени - как стрел,

     Мечей и копий, прочее такое

 

     Когда-то в изобилии. Клюя,

     Забыли предков веру и могилы.

     И кажется порою: только я

     Еще пою языческие гимны.

 

 

ДО БУДУЩЕГО ГИМНА

 

     Опять решил: последний гимн -

     Сжег Киев, выжил громоврежца,-

     Займусь-ка чем-нибудь другим,

     Стихом, где ни любви, ни жерства.

 

     То есть нежертвенным вполне.

     Но это явно будут вопли,

     Как бы стенанья по луне

     Жить обреченного в неволе.

 

     Я волен в мыслях. А в делах -

     Настолько же, насколько в мыслях,

     Когда не мыслю о телах

     В определенных, впрочем, смыслах.

 

     Бумаги много измарал -

     Любая в ней живет богиня,

     И ухожу к иным мирам

     Пока. До будущего гимна.

 

 

AVE, ОГОНЬ

 

     Впереди простор: о-го-го! -

     Как стесненность стен утомила -

     Зажигаю снова огонь,

     Что душе моей очень мило.

 

     В перекрестках - красных - костра

     Пламя и пьянит и пленяет.

     Ветер, не гляди-ка, что стар

     Я: любовь меня наполняет.

 

     Вот вонзился желтый язык

     В протяженность слаженной ночи,

     И во мне звенят, как тазы

     Медные, слова, но не очень

 

     Громко. Мой любимый огонь

     Уносящее к славе пламя,

     Я перед тобой, как нагой

     Перед повелителем. Ave!

 

 

В ПУТЬ

 

     И степь открылась впереди,

     И предстоит нелегкий путь,

     О чем меня предупредил

     Мохнатый волхв. Сплетенье пут

 

     Одним ударом разрубив,

     Собрав, что можно и что мог,

     Прогнав преграду из груди

     В пустое утро, в старый морг,

 

     В вечерних сумерках я лет

     Коней направил по пятам

     За лунным светом. Как поет

     Звезда единственная там,

 

     Где был я дивно, но давно,

     И вскоре явно буду вновь.

     Кипит искристое вино

     (Да, не вино оно, а кровь),

 

     И путь открыт, равно как степь,

     И все в движении, и я

     Звезде заказываю петь

     Пути, напруженно звеня.

 

 

ЛУНА ВЗОШЛА

 

     Не видел как, но понял: с тыла,

     Льясь королевой сквозь толпу,

     Взошла луна и осветила

     Степь впереди, природу - путь.

 

 

ОСЕНЬ УХОДА

 

     Я в эти холодные дни

     Велю, чтоб костры загасили:

     Мне ближе ночные огни

     На небе. Мне небо по силе.

 

     Четверку крылатых волков

     Анфиски впрягают в повозку,

     Медведь верховой велико в

     Вечерний вонзается воздух.

 

     Вот - в день - леденеют ручьи,

     Уходим костры загашая,

     И стойбище - наше - грачи -

     Сут пастбищем сделали. Шаря

 

     По степи вполсолнца, лучи

     Нам лечат осенние травмы.

     Уходим мы в степь, мы молчим,

     Мы слушаем сочные травы.

 

 

ДОМОЙ

 

     Медведь верховой оседлан,

     Четверка волков крылатых,

     Пружиня на сильных лапах,

     Упряжку стащила со льда

 

     Замерзшего водема

     В холодного неба прозимь.

     Я бросил кометы оземь

     Вблизи от себя. Мы дом

 

     Забыли когда и были:

     Дом - степь, и она повсюду.

     В ней ведьмы, побив посуду

     На счастье, себе добыли

 

     Два пропуска в тихий омут,

     Две белых кости берцовых,

     Павлинами ходят совы,

     Русалки от счастья тонут.

 

     Но - эти - не наши: догма.

     Я сел на медведя: трогай -

     Мы едем своей дорогой,

     Бездомные - всюду дома.

 

 

ПЕСНЯ БЫВШЕГО ЛУЧНИКА

 

     Я хожу с пустым колчаном.

     Как давно  раздал все стрелы,

     Что вели меня к началам

     И изрядно постарели.

 

     Мои стрелы цветом алым

     Не пронзают из засад - им

     Лишь пылиться по подвалам,

     Чердакам и прочим складам

 

     Старой рухляди. Чуланам

     Предпочли заплечье стрелы.

     Я хожу с пустым колчаном -

     Частью собственного тела.

 

     Стрелы вольного полета

     Оказались не у дел. Я

     В прочной сети переплета

     За неделею - неделя.

 

     Год - за годом. Где вы, трели

     Стрел? Полет, увы, скончаем.

     Для чего раздал все стрелы

     И хожу с пустым колчаном?

 

     Путь, как видно, не окончен,

     Но прогнозы вряд ли лестны

     И, к тому же - время к ночи,

     Когда стрелы бесполезны.

 

 

ВТОРАЯ ПЕСНЯ БЫВШЕГО ЛУЧНИКА

 

     Мои - раздаренные - стрелы

     Пылятся - полностью - без дел.

     Уж лучше бы они летели

     В ночной и вечный беспредел.

 

     Уж лучше бы летели к звездам,

     Попутно пятнами планет

     Манкируя. Сам воздух осоздан,

     А также то, где его нет,

 

     Для стрел свободного полета.

     Я их - в надежде - раздарил -

     На то, что станет лишь тепло там,

     Куда они попали. Лир

 

     Не слышно музыки - лишь зависть

     По-поводу наличья стрел.

     Уж лучше бы они вонзались

     В созвездья. В каждом острие

 

     Таилась жизненная сила.

     И если вдруг я промахнись,

     Их вечно б по небу носило,

     И становилась ближе высь.