Страстная пятница.
«Так, над вашей игрой — крупною,
(Между трупами — и — куклами!)
Не общупана, не куплена,
Полыхая и пля-ша —
Шестикрылая, ра-душная,
Между мнимыми — ниц! — сущая,
Не задушена вашими тушами
Ду-ша!»
М.Цветаева «Душа»
«Крупнее Цветаевой в нашем столетии нет поэта» - так сказал о Марине Цветаевой Иосиф Бродский, имея в виду не только пространство России [1].
Марина Ивановна началась для меня со стихотворения:
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала – тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
…
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились...
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Впервые мне прочла его моя подруга, я была поражена его силой, энергичностью и живостью. Она хотела достучаться до меня, когда писала его, хотела, чтобы я ее услышала, и я остановилась, и услышала ее голос через года, из-под земли. Я нашла книжку Цветаевой в домашней библиотеке и начала читать. Вторым любимым стихотворением стало:
Клонится, клонится лоб тяжелый,
Колосом клонится, ждет жнеца.
Друг! Равнодушье - дурная школа!
Ожесточает оно сердца.
Жнец - милосерден: сожнет и свяжет,
Поле опять прорастет травой...
А равнодушного - Бог накажет!
Страшно ступать по душе живой.
И чем больше я ее читала, тем более живой для меня становилась русская поэтесса серебряного века. Ее слова удивительным образом совпадали с моими самыми сокровенными мыслями, постепенно они формировали новое для меня мировоззрение. Позже я узнала насколько богато и глубоко ее творчество, думаю, что его хватит на всю мою жизнь. Марина Цветаева стала для меня самой близкой, самой любимой подругой. С каждым годом я узнаю ее лучше и лучше, но полюбила сразу, с первых строк, и ничто не может разрушить эту любовь. Она – мертвая, незнакомая, неживая для многих – живее всех живых для меня! Потому что в каждом ее произведении столько характера жизненной силы, чувств, переживаний, сколько нет у знакомых мне живых людей.
Какой была Марина Цветаева?
Да, возможно, Марина - ураган страстей, но никто не сможет упрекнуть Цветаеву в безнравственности или бесчеловечности. Это был редкой души человек: чуткий, добрый, щедрый, искренний, бескорыстный, великодушный и самоотверженный. Спешила помочь, выручить, спасти — хотя бы подставить плечо; делилась последним, наинасущнейшим, ибо лишним не обладала. Умея давать, умела и брать, не чинясь; долго верила в «круговую поруку добра», в великую, неистребимую человеческую взаимопомощь. Беспомощна не была никогда, но всегда — беззащитна [2].
Доверию к людям ее научил Максимилиан Волошин, научил раз и навсегда. «Максу я обязана крепостью и открытостью моего рукопожатия и с ними пришедшему доверию к людям. Жила бы как прежде - не доверяла бы, как прежде; может быть, лучше было - но хуже». Волошину Цветаева обязана также целым рядом друзей. Она писала об этом его призвании «сводить людей, творить встречи и судьбы»: «К его собственному определению себя как коробейника идей могу прибавить и коробейника друзей». Волошин «удочерил» Цветаеву, он был ее литературной «нянькой» [3].
Марина Цветаева была человеком слова, человеком действия, человеком долга. К людям труда относилась — неизменно — с глубоким уважением собрата; праздность, паразитизм, потребительство были органически противны ей, равно как расхлябанность, лень и пустозвонство.
С природой ее связывали воистину кровные узы, любила ее — горы, скалы, лес — языческой обожествляющей и вместе с тем преодолевающей ее любовью, без примеси созерцательности, поэтому с морем, которого не одолеть ни пешком, ни вплавь, не знала что делать. Просто любоваться им не умела. Низменный, равнинный пейзаж удручал ее, так же, как сырые, болотистые, камышовые места, так же, как влажные месяцы года, когда почва становится недостоверной под ногой пешехода, а горизонт расплывчат. Навсегда родными в памяти ее остались Таруса ее детства и Коктебель — юности, их она искала постоянно и изредка находила в холмистости бывших «королевских охотничьих угодий» Медонского леса, в гористости, красках и запахах Средиземноморского побережья.
Ненавидела быт — за неизбывность его, за бесполезную повторяемость ежедневных забот, за то, что пожирает время, необходимое для основного. Терпеливо и отчужденно превозмогала его — всю жизнь [2].
Марина очень любила жизнь и особенно людей. Она всю себя отдавала им, и посредством стихов в том числе. Общительная, гостеприимная, охотно завязывала знакомства. Обществу «правильных людей» предпочитала окружение тех, кого принято считать чудаками. Да и сама слыла чудачкой. В дружбе и во вражде была всегда пристрастна и не всегда последовательна. Заповедь «не сотвори себе кумира» нарушала постоянно. Но если с друзьями ей везло, то с читателями нет. Всю жизнь была велика — и не удовлетворена — ее потребность в читателях, слушателях, в быстром и непосредственном отклике на написанное. Друзей Цветаева теряла всю жизнь, одного за другим, как наверное и многие поэты того времени. Конечно она находила новых, но боль утрат терзала ее непрестанно.
Марина Ивановна Цветаева была невелика ростом, с фигурой египетского мальчика — широкоплеча, узкобедра, тонка в талии [2]. Строгая, стройная осанка была у нее: даже склоняясь над письменным столом, она хранила «стальную выправку хребта», легка и быстра походка, легки и стремительны — без резкости — движения. Она смиряла и замедляла их на людях, когда чувствовала, что на нее смотрят или, более того, разглядывают. Волосы ее, золотисто-каштановые, в молодости вившиеся крупно и мягко, рано начали седеть — и это еще усиливало ощущение света, излучавшегося ее лицом — смугло-бледным, матовым; светлы и немеркнущие были глаза — зеленые, цвета винограда, окаймленные коричневатыми веками. Черты лица и контуры его были точны и четки; никакой расплывчатости, ничего недодуманного мастером, не пройденного резцом, не отшлифованного: нос, тонкий у переносицы, переходил в небольшую горбинку и заканчивался не заостренно, а укорочено, гладкой площадочкой, от которой крыльями расходились подвижные ноздри, казавшийся мягким рот был строго ограничен невидимой линией. Казавшееся завершенным до замкнутости, до статичности, лицо было полно постоянного внутреннего движения, потаенной выразительности, изменчиво и насыщено оттенками, как небо и вода. Но мало кто умел читать в нем.
Немного о творчестве Марины Ивановны
Максимилиан Волошин говорил Цветаевой: «В тебе материал десяти поэтов и всех замечательных», — и она потом сама напишет Иваску: «Из меня... можно бы выделить... семь поэтов, не говоря о прозаиках» [3].
Ее стихи можно безошибочно узнать — по особому распеву, неповторимым ритмам, по общей интонации.
Марина Цветаева писала о любви, Родине, природе, поэтах и творчестве, смерти, дружбе, повседневной жизни, друзьях, людях труда, детях, - в общем обо всем, о чем может написать поэт. Ни одно стихотворение, ни одна повесть, ни одно эссе посвящено любимым ею поэтам, актерам, писателям.
Ранняя Цветаева легкая, сильная, смелая и жизнерадостная.
Она пишет о любви:
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес - моя колыбель, и могила - лес,
Оттого что я на земле стою - лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою - как никто другой.
(1916 г.)
Писала я на аспидной доске,
И на листочках вееров поблёклых,
И на речном, и на морском песке,
Коньками по? льду и кольцом на стёклах, —
И на стволах, которым сотни зим,
И, наконец — чтоб было всем известно! —
Что ты любим! любим! любим! — любим! —
Расписывалась — радугой небесной.
(1920)
Марине всегда нужна была любовь, как воздух, она не могла без нее. Она требовала ее от всех и каждого, сожалела, что все люди не могут ее любить, что каждый мужчина не может быть ее женихом.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все - как будто бы под небом
И не было меня!
…
- Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?!-
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
За то, что мне прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
…
- Послушайте!- Еще меня любите
За то, что я умру.
И в то же время щедро одаривала своей любовью, своим талантом, дружбой. Она говорила, что входит в жизнь новых для нее людей стремительно и без стука.
Здравствуй! Не стрела, не камень:
Я! - Живейшая из жен:
Жизнь. Обеими руками
В твой невыспавшийся сон.
Ее перу принадлежат две бессмертные поэмы о любви: «Поэма Горы» и «Поэма Конца», которые остаются для меня непревзойденными шедеврами.
Жизнь Марины Ивановны была не из легких, но поэтом того масштаба, каким она является, она стала благодаря первой мировой войне. Ее муж, Сергей Эфрон, был белогвардейским офицером, поэтому война коснулась ее непосредственно.
Так писем не ждут,
Так ждут - письмa.
Тряпичный лоскут,
Вокруг тесьма
Из клея. Внутри - словцо.
И счастье. И это - всё.
Так счастья не ждут,
Так ждут - конца:
Солдатский салют
И в грудь - свинца
Три дольки. В глазах красно.
И только. И это - всё.
…
(Квадрата письма:
Чернил и чар!)
Для смертного сна
Никто не стар!
К природе Марина относилась очень нежно, трепетно, бережно, как к живому организму, который сопутствует, помогает и поддерживает ее на протяжении всей жизни. Это полно отражено в цикле ее стихов «Деревья». Кроме того, Цветаева понимает природу, понимает насколько она глубже, долговечнее, истиннее людей. Она понимает вечность, заключенную в ней, ее несуетность, полноту и совершенство.
А мне от куста - не шуми
Минуточку, мир человечий! -
А мне от куста - тишины:
Той, - между молчаньем и речью.
Той, - можешь - ничем, можешь - всем
Назвать: глубока, неизбывна.
Невнятности! наших поэм
Посмертных - невнятицы дивной.
…
Такой от куста тишины,
Полнее не выразишь: полной.
В позднем периоде творчества Цветаевой много горечи, боли, надрыва, тоски по родине, но она по-прежнему жизнеутверждающа. В ее произведениях чувствуется усталость, стремление к смерти. Это парадоксально, но рядом с жизнелюбием Марины постоянно звучит тема смерти. «М. рвется к смерти. Земля давно ушла из-под ее ног. Она об этом говорит непрерывно. Да если бы и не говорила, для меня это было бы очевидным...», - писал о ней Сергей Эфрон.
За этот ад,
За этот бред,
Пошли мне сад
На старость лет.
…
Скажи: довольно мyки — нa
Сад — одинокий, как сама.
(Но около и Сам не стань!)
— Сад, одинокий, как ты Сам.
Русь для Цветаевой — достояние предков, Россия — не более как горестное воспоминание “отцов”, которые потеряли родину и у которых нет надежды, обрести ее вновь, а “детям” остается один путь — домой, на единственную родину, в СССР. Она увидела звериный оскал фашизма и успела проклясть его. Цветаева написала в эмиграции цикл гневных антифашистских стихов о растоптанной Чехословакии, которую она нежно и преданно любила.
О, черная гора,
Затмившая весь свет!
Пора — пора — пора
Творцу вернуть билет.
Отказываюсь — быть.
В Бедламе нелюдей
Отказываюсь — жить.
С волками площадей
Отказываюсь — выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть
Вниз — по теченью спин.
Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На твой безумный мир
Ответ один — отказ.
Я написала лишь о тысячной доле наследия Марины Ивановны Цветаевой, так как все охватить, к сожалению, не могу. Мне хотелось лишь заинтересовать кого-нибудь творчеством и личностью этой богатейшей, талантливейшей и неистовой русской женщины.
Автобиография
Марина Ивановна Цветаева.
Родилась 26 сентября 1892 г., в Москве. Отец - Иван Владимирович Цветаев - профессор Московского университета, основатель и собиратель Музея изящных искусств (ныне Музея изобразительных искусств), выдающийся филолог. Мать - Мария Александровна Мейн - страстная музыкантша, страстно любит стихи и сама их пишет. Страсть к стихам - от матери, страсть к работе и к природе - от обоих родителей [4].
Первые языки: немецкий и русский, к семи годам - французский. Материнское чтение вслух и музыка. Ундина, Рустем и Зораб, Царевна в зелени - из самостоятельно прочитанного. Нело и Патраш. Любимое занятие с четырех лет - чтение, с пяти лет - писание. Все, что любила, - любила до семи лет, и больше не полюбила ничего. Сорока семи лет от роду скажу, что все, что мне суждено было узнать, - узнала до семи лет, а все последующие сорок - осознавала.
Мать - сама лирическая стихия. Я у своей матери старшая дочь, но любимая - не я. Мною она гордится, вторую - любит. Ранняя обида на недостаточность любви. Детство до десяти лет - старый дом в Трехпрудном переулке (Москва) и одинокая дача Песочная, на Оке, близ города Тарусы Калужской губернии.
Первая школа - музыкальная школа Зограф-Плаксиной в Мерзляковском переулке, куда поступаю самой младшей ученицей, неполных шести лет. Следующая - IV гимназия, куда поступаю в приготовительный класс. Осенью 1902 г. уезжаю с больной матерью на Итальянскую Ривьеру, в городок Nervi, близ Генуи, где впервые знакомлюсь с русскими революционерами и понятием Революция. Пишу Революционные стихи, которые печатают в Женеве. Весной 1902 г. поступаю во французский интернат в Лозанне, где остаюсь полтора года. Пишу французские стихи. Летом 1904 г. еду с матерью в Германию, в Шварцвальд, где осенью поступаю в интернат во Фрайбурге. Пишу немецкие стихи. Самая любимая книга тех времен - «Лихтенштейн» В. Гауфа. Летом 1906 г. возвращаюсь с матерью в Россию. Мать, не доехав до Москвы, умирает на даче Песочная, близ города Тарусы [4].
Осенью 1906 г. поступаю р интернат московской гимназии Фон-Дервиз. Пишу Революционные стихи. После интерната Фон-Дервиз - интернат Алферовской гимназии, после которого VI и VII класс в гимназии Брюхоненко (приходящей). Лета - за границей, в Париже и в Дрездене. Дружба с поэтом Эллисом и филологом Нилендером. В 1910 г., еще в гимназии, издаю свою первую книгу стихов - «Вечерний альбом» - стихи 15, 16, 17 лет - и знакомлюсь с поэтом М. Волошиным, написавшим обо мне первую (если не ошибаюсь) большую статью. Летом 1911 г. еду к нему в Коктебель и знакомлюсь там со своим будущим мужем - Сергеем Эфроном, которому 17 лет и с которым уже не расстаюсь. Замуж за него выхожу в 1912 г. В1912 г. выходит моя вторая книга стихов «Волшебный фонарь» и рождается моя первая дочь - Ариадна. В 1913 г. - смерть отца.
С 1912 по 1922 г. пишу непрерывно, но книг не печатаю. Из периодической прессы печатаюсь несколько раз в журнале «Северные записки» [4].
С начала революции по 1922 г. живу в Москве. В 1920 г. умирает в приюте моя вторая дочь, Ирина, трех лет от роду. В 1922 г. уезжаю за границу, где остаюсь 17 лет, из которых 3 с половиной года в Чехии и 14 лет во Франции. В 1939 г. возвращаюсь в Советский Союз - вслед за семьей и чтобы дать сыну Георгию (родился в 1925 г.) родину.
Из писателей любимые: Сельма Лагерлеф, Зигрид Ундсет, Мэри Вебб. С 1922 г. по 1928 г. появляются в печати следующие мои книги: в Госиздате «Царь-Девица», «Версты» 1916 г. и сборник «Версты»; в Берлине, в различных издательствах, - поэма «Царь-Девица», книги стихов «Разлука», «Стихи к Блоку», «Ремесло» и «Психея», в которые далеко не входит все написанное с 1912 по 1922 г. В Праге, в 1924 г., издаю поэму «Молодец», в Париже, в 1928 г., книгу стихов «После России». Больше отдельных книг у меня нет. В периодической прессе за границей у меня появляются: лирические пьесы, написанные еще в Москве: «Фортуна», «Приключение», «Конец Казаковы», «Метель». Поэмы: «Поэма Горы», «Поэма Конца», «Лестница», «С Моря», «Попытка комнаты», «Поэма Воздуха», две части трилогии «Тезей»: I ч. «Ариадна», II ч. «Федра», «Новогоднее», «Красный бычок», поэма «Сибирь». Переводы на французский: «Le Gars» (перевод моей поэмы «Молодец» размером подлинника) с иллюстрациями Н. Гончаровой, переводы ряда стихотворений Пушкина, переводы русских и немецких революционных, а также и советских песен. Уже по возвращении в Москву перевела ряд стихотворений Лермонтова. Больше моих переводов не издано.
Проза: «Герой труда» (встреча с В. Брюсовым), «Живое о живом» (встреча с М. Волошиным), «Пленный Дух» (встреча с Андреем Белым), «Наталья Гончарова» (жизнь и творчество), повести из детства: «Дом у Старого Пимена», «Мать и Музыка», «Черт» и т. д. Статьи: «Искусство при свете совести», «Лесной царь». Рассказы: «Хлыстовки», «Открытие Музея», «Башня в плюще», «Жених», «Китаец», «Сказка матери» и многое другое. Вся моя проза - автобиографическая [4].
<Январь 1940, Голицыно>
В заключение хочу сказать, что Марина Ивановна Цветаева была Божьим ребенком в мире людей. И этот мир ее со всех сторон, своими углами резал и ранил. И не смотря на это, сильная женщина все положила на алтарь любви к людям. Любить было «ее призвание — и назначение» [5]. «Как я люблю — любить!» — повторяет ее героиня, Сонечка, не однажды. «На каждой точке этого земного шара (...) тысячи, тысячи тех, кого я могла бы любить. (...) Благословляю того, кто изобрел глобус (...) — за то, что могу сразу этими двумя руками обнять весь земной шар — со всеми моими любимыми!»,- писала Марина Цветаева. Любовь Марины, живущая в ее стихах, сильная, неуемная, самоотверженная и безоглядная. А самое главное – она ни капельки не эгоистичная! Нигде нет даже намека на необходимость ответного чувства, она ничего не требует, не просит в ответ, она дает и все. Поразительная щедрость Цветаевой: «Все дело в том, чтобы мы любили, чтобы у нас билось сердце — хотя бы разбивалось вдребезги! Я всегда разбивалась вдребезги, и все мои стихи — те самые серебряные сердечные дребезги» [4]. Она отдала всю себя нам – человечеству - и «обняла весь земной шар» своей любовью!
Литература
1. «Литература русского зарубежья» т. 1, кн. 2, М., «Книга», 1990 г.
2. А. Эфрон «О Марине Цветаевой: Воспоминания дочери» М., «Советский писатель», 1989 г.
3. Р.С. Войтехович. Три заметки на тему «Цветаева и Волошин».
4. Марина Цветаева. Собрание сочинений в семи томах. Т. 7. М., 1995, с. 703.
5. Ирма Кудрова. Эссе «Поговорим о странностях любви: Марина Цветаева». «Звезда», № 10, 1999 г.
Рекомендуемые ссылки
Наследие Марины Цветаевой: Автобиография
Марина Цветаева
Марина Ивановна Цветаева (1892-1941)
Резюме |
Биография |
Реферат |
Библиотека
|
Ссылки
|
Отчет
о поиске